Казак, потомственный офицер и, наконец, патриот, — это все о подполковнике запаса Леониде Петровиче Процикове, участнике боевых действий в республиках Афганистан и Чечня. За его плечами более 32 лет военной службы. Сегодня Леонид Петрович — в отставке, живет в Бобровке. Но бывалый офицер не сидит без дела — он начальник автомобильной службы аэроклуба ДОСААФ России, занимается воспитанием подрастающего поколения.

Из Ново-Романово в бобровку

В Бобровке дом Леонида Петровича Процикова стоит особняком. Когда еще только заселялись, он принципиально не стал прятаться от соседей за высокими заборами. Наоборот, поставил простой дощатый, как на своей малой родине, на Дону. Свой родной хутор Ново-Романово в Ростовской области он покинул почти полвека назад, когда в 1968 году поехал поступать в Челябинское высшее военное автомобильное училище. С тех пор Леонид Петрович исколесил полстраны, бывал за границей, но малую родину никогда не забывал. «За время своей военной службы в Самарскую область приезжал раз 14. Искал здесь дом, — рассказывает Леонид Петрович. — Мне все равно где, главное, ближе к Самаре. Но в самой Самаре жить не хочу. Я вольный казак, привык жить на свободе. Искали-искали и нашли. Для офицеров в Бобровке построили 12 домиков. Купили. На аэродроме меня сразу вычислили и позвали на работу. Вот третий год там работаю. Все машины восстановил. Правда, ломаются с переменным успехом, вся техника уже старая».

Жить оседло семье офицера пришлось учиться заново. Видимо, потому в подворье даже к мелочи особый подход. Везде чистота и порядок. То тут, то там из-под снега выглядывают различные поделки, которые Леонид Петрович любит придумывать на досуге. На беседке, как корабельный штурвал, висит колесо от телеги. На нем надпись: «Жизнь — родине, душу — Богу, честь — себе», которая некогда была высечена на холодном оружии русских офицеров и которая стала девизом всей жизни подполковника Процикова. Еще одно увлечение — фазаны. Этому хобби уже больше 30 лет. В этих сказочных птиц влюбился во время службы в Германии, дорожит ими и сейчас. «На службе — все железо да железо, а тут — живое», — говорит он с улыбкой.

Главный друг и помощник во всех начинаниях Леонида Петровича — супруга Людмила Павловна. Она из семьи военного. Отец — генерал, бывший замкомандующего Приволжского военного округа. Мама — участница Сталинградской битвы. Вместе супруги уже четверть века. Кроме своих детей воспитали двоих приемных. Сейчас растят настоящими мужчинами внуков. «Мы с Леней познакомились в 1992 году. Это у нас уже второй брак: первого мужа, тоже офицера похоронила. Что нас объединяет? — рассуждает Людмила Павловна. — Для любой женщины, если ее мужчина любит детей, причем независимо, общие они или нет, она его будет боготворить. Леня очень любит детей. И этим все сказано».

Военная династия

Главным для себя Леонид Петрович определил воспитание подрастающего поколения, причем речь идет не просто о морали и патриотизме, а главным образом — о выживании в экстремальных условиях. Военному искусству опытный офицер учил в армии «зеленых солдатиков». Сегодня его аудитория — мальчишки, чаще всего попавшие в тяжелые жизненные обстоятельства. «Как спасти пацанов? — беспокоится Леонид Петрович. — Их нужно научить выживать! И учить надо с детства, как когда-то казачат учили».

Сам Леонид Петрович военные хитрости впитал с детства: он рос в этой атмосфере. Его дед по линии отца Трофим Проциков — полный Георгиевский кавалер. Командир полусотни атаманского полка прошел три войны. Дед по материнской линии Михаил Морозов тоже казак, тоже офицер, тоже три войны за его плечами. Был репрессирован, но всегда оставался патриотом. Отец, Петр Проциков — настоящая легенда. Военный летчик, был на фронте с 1941 по 1945, сбил 11 вражеских самолетов, 10 раз сам горел, трижды был ранен. «У отца были два ордена Славы, орден Красной Звезды, — рассказывает Леонид Петрович. — Он взлетел капитаном, прилетел старшиной. Азовское море, Керченский пролив, Крым. Связи не было. Отец был командиром звена, ему дали точку штурмовки. Он «Илами» зашел, отутюжил плацдарм, а там была наша морская пехота. Приехал — его под арест. Он говорит: «Вот карта, вы приказ отдали». Тогда кто там разбирался? С него петли сорвали и в пехоту. В штрафбате два года пробыл. Он Сапун-гору брал, Сахарную головку. Но и потом ему звание не вернули. Опять перешел в авиацию, сбили под Будапештом. Выкарабкался. Он умер после войны, ему шел 46 год. Он был весь в ранах. На лице было много шрамов: с пулемета вмазали в лоб с «мессера». Был случай на Украине — его сбили, но он успел спрыгнуть. Парашют раскрылся — все нормально, но упал на немецкой территории. Он рассказывал мне потом: «Лежу, говорит, не могу достать ТТ из кобуры. Смотрю, немец стоит. Рукава засучены, в шортах. Пьяный, от него спиртным несло за несколько метров. Что-то там на своем лопочет. Берет шмайсер, передергивает и стреляет. Одна пуля попала в плечо, вторая — в портсигар, а третья — в левую ногу, в щиколотку. Как стрелял? Ведь — в упор. Очнулся отец, когда его крестьянка тащила на его парашюте по траве в сарай. Дотянула, а чем лечить, что у нее могло быть? Ничего, кроме капусты. Еще собака была, которая вылизывала отцу раны. Больше, говорит, ничего не помню. Выжил только благодаря тому, что вовремя наши захватили деревню. А так бы все».

Леонид Петрович на вопрос, кто в его жизни были главными учителями, не раздумывая, отвечает: «Каждый в моей жизни какую-то отметину оставил, и причем капитальную. Отец был большим человеком, но я его практически не видел. Он все время был на работе. Он поступил в военное училище автомобильное, но у него раны открылись, закончить не смог. Наверное, я за него окончил. Очень сильную борозду оставили училище и дед. Дед казачура был еще тот. У нас с ним до всего доходило. Я сейчас это все пытаюсь детям объяснить».

Армейская жизнь

Свой выбор жизненного пути Леонид Петрович сделал осознанно. После окончания Сусатской школы поехал знакомиться с Новочеркасским инженерно-мелиоративным институтом. Не понравился: студенты были слишком несерьезны. В военном танковом училище только посмеялись: «Еще не выпустили танк, чтобы подходил под твой рост». Челябинское высшее военное автомобильное училище пришлось по душе по всем параметрам. Леонид за руль машины сел еще мальцом-третьеклассником: возил больного отца по работе. «В Челябинске я нормально учился. По крайней мере, нравилось. Ни одного дня не пожалел. Кто-нибудь бы предложил выбрать по-новому, я бы выбрал то же самое, — рассказывает Леонид Петрович. — Дело в том, что нас учили фронтовики. У каждого на груди был настоящий иконостас из орденов и медалей. Они эту войну знали не понаслышке, они в ней участвовали. Потому и нас учили выживать».

Начинал в Польше. Первая должность — командир взвода 90-ой гвардейской, танковой дивизии. За два года поднялся до старшего инженера рембата, в котором обслуживалось 300 танков, две с половиной тысячи автомобилей, это еще не считая бронетранспортеров. Причем Леониду на тот момент было всего 22 года. После семи лет службы за границей ему предлагали спокойное и престижное Подмосковье, но молодой офицер решил по-своему: в 1973 году поехал в Туркестанский военный округ, в город Термез. Там поднимали целину. Мирное время, но не для Процикова. Он спас 20 человек, попавших в снежный плен во время урагана. За свое мужество получил одну из самых престижных наград того времени — орден «Знак Почета».

А через шесть лет была война, которая на деле проверила, кто как учился военному искусству. «21 декабря нас подняли по тревоге, а 25 декабря мы пересекли границу СССР. Зашли в Афганистан. Я с Термеза заходил в составе 108-й мотострелковой дивизии. В Польше тоже поднимали по тревоге, там был один полк, и такого движения войск до того момента я еще не видел. Одна мотострелковая дивизия насчитывала в себе как минимум 12-14 тысяч человек. Танковая дивизия — 8-8,5 тысяч. А тут шли три полка мотострелковых, остальные танковые, артиллерийские и т.д. Вспомогательные полки были. И вот когда подняли всю эту массу людей и пустили через один мост, я понял, что мы сильные. Такую массу людей, моторизованную, бросить! И притом у нас был такой боевой дух, что там кто-то чего-то не могло быть и речи!»

Афганистан

«В Афганистане служил в должности замкомандира полка по вооружению, 1049 полк. Комплекс С-60. Мы стояли под Кабулом, Теплый стан, а потом район Тарламан, район дворцов, так называемый. Самые страшные времена, конечно, это были первые: еще никто не мог разобраться, где свои, где чужие. Не знали, как воевать, как убивать, как выживать.

Сейчас много говорят: почему война в Афганистане закончилась, а мы так и не победили? Допустим, солдаты на машине выехали из гарнизона, едут в другой гарнизон. По территории, занятой противником. В гарнизоне — полк, охрана, там солдаты. На дороге нет никого, и там тебя ждут. Напали, куда денешься? Никуда. Машину изрешетить ничего не стоит. Или вот «зеленка» стоит. Они занимают оборону так и засаду строят так, что вы поворачиваете влево, стрелять удобно, а вправо — нет. И ставят в положение, чтобы тебе было неудобно стрелять, а ему было удобно. Это тактика ближнего боя. А нас учили совершенно по-другому. Мы не готовы были к войне. Тем более в те времена.

О ведении боевых действий в горах в уставе написано полстраницы. В горах кто выше, тот и прав. Если ты выше, выживешь, если нет — погибнешь.

Там, в Афганистане, нам выдавали 30-киловатные дизели, чтобы связь была. Но этой энергией полкишлака можно осветить. Так вот у одного лейтенанта была палатка — и больше ничего. А рядом кишлак. Стреляют постоянно. Вертушка пока привезет ему воды, пока то да се, как выжить? Что лейтенант сделал? Телефонный кабель разрешил протащить в кишлак. У жителей — свет, телевизор и все блага цивилизации, а у лейтенанта — и вода, и еда, и хлеб. И командующий потом говорил: у нас дипломаты кровь мешками проливают на совещаниях, сидят на переговорах, а лейтенант одним телефонным кабелем решил все проблемы. Все жили дружно, никто ни в кого не стрелял.

Или вот еще — форма. У солдат — панама. У офицера — фуражка с кокардой, погоны, портупея, ремень с блестящей бляхой. Это мишень. У меня командир всего лишь раз успел выйти из машины в парадке, и его снял спайпер. Ему было 37 лет. Остались жена с дочерью. Офицеры начали снимать с себя: сначала бляху, фуражки поменяли на панамы, погоны убрали.

А «духи» как были одеты? Сколько раз в меня стреляли, я всего лишь пару раз видел стрелка. Они живут там. Во время атаки бегут, бегут, и раз, как куропатки, растворились. Нигде их нет. А все просто — накинули на головы свои серые одеяла и легли, затаились между камней. И не отличить, где камни, где люди. Это потом мы начали учиться у них.

Я там ходил в чалме. Отпустил усы, бороду. Надо мной смеялись: «Почему Бороду не убили? Да он на них похож». Меня даже не ранили. Повезло. Я там только мины ловил, в засады попадал. Мне везло, как дураку. Кто-то там руку, что ли, держал за меня. У меня был солдат грузин. Едем по дороге: то ли оттуда выстрелят, то ли оттуда. Спрашиваю: «Дероник, ну что, нас сегодня убьют?» «Нет, — говорит. — Не убьют». Я удивился: «А что это ты так уверен? Почему ты так считаешь?» «К бабушке, — говорит, — писал письмо. Она в горы ходила в монастырь 13 века, молилась. Сказала, что нас не убьют». Дероник однажды заболел, я без него не поехал. Он чертенок, такой уверенный был».

«Считается, что в Афганистане самыми тяжелыми были 84-86 года. Это была мясорубка, — продолжает Людмила Павловна рассказ супруга. — Но и начало было сложным. Все привыкли к миру, и вдруг война. По перевалу идут колонны автомобильные, и все время они обстреливаются. Это страшно, это ужасно. В Лениной деревне Сусате был директор школы. Он на войне потерял руку. Но нашлись люди, которые раскопали, что он был ранен даже не в бою. Когда ехали, колонну обстреляли. Он не успел ни одного выстрела сделать? В селе над ним стали подсмеиваться: мол, какой ты фронтовик? А я хочу сказать: кто бы захотел один раз сесть в эту полуторку? Он же был совсем молоденький. Как можно над ним подсмеиваться? Ты побудь хоть один день на войне».

В память об Афганистане у Леонида Петровича до сих пор хранится шапка духа. Еще один памятный сувенир — макет итальянской противотранспортной мины Тасси 6,3. О ней офицер знает все. Ее не миноискатель не берет, ни щуп не находит. Только специально обученные собаки находили. Но и они при афганской жаре могли работать от силы 30 минут. Из-за этой «итальяшки» Леонид Петрович потерял много друзей и подчиненных. У духов транспортные войска были под особым прицелом.

После Афганистана

После Афганистана офицер Проциков попал на Урал, в Чебаркуль. Приказом Министра обороны всех офицеров, прошедших Афганистан, направили в учебные полки, чтобы они своим опытом делились с новобранцами, учили их выживать.

Оттуда в 1984 году попал в Германию. Через пять лет оказался в Самаре. И тут началась Чечня. В 1995 году был в составе 81 танкового полка, которому, вопреки всем правилам военной науки, приказали войти в Грозный. В живых остались немногие, Проциков снова уцелел. Военную карьеру закончил в Самаре в должности замначальника 16 военного завода. В 1997 году вышел в отставку. В общей сложности Леонид Петрович отслужил в Российской армии 32 года и 8 месяцев. «Не жалею ни капли. Я бы эту жизнь прожил снова, — говорит опытный офицер. — Я всегда говорил своим подчиненным: солдатиков наших мамка носила под сердцем 9 месяцев. Мы этих пацанов брали в долг. А долги надо отдавать. Их надо учить, чтобы они жили, а не просто гнать их под кинжальный огонь. Сейчас вот в Октябрьском что-то пытаемся делать. Занимаемся военно-патриотическим воспитанием подростков. У нас это здорово развито. Я как технарь обеспечение полностью провожу. Заправка самолетов, потом пожарные, санитарка — в обеспечение полетов входит очень много. Я в одном лице и водитель, и пожарник.

Военные заслуги

Военную карьеру Леонид Петрович закончил в должности подполковника. На груди у него «иконостас» не меньше, чем был у его учителей. «Вот это знак воина-интернационалиста, — перечисляет он награды на кителе. — Это за отличие в воинской службе, в Югославии получил. Это орден Красной Звезды за Афганистан. Это за военные заслуги, в Чечне получил. Это Знак Почета. Все остальное песок: за 10 лет службы, за 20 лет службы, за 30, за 40, в честь Победы. У отца три ордена было, у меня — пять, так и должно быть».

Наград много, но парадный китель Леонид Петрович надевает с большой неохотой. Исключения составляют особые праздники — День Победы и День защитника Отечества.

Дом — полная чаша, дом — память

У Леонида Петровича трое своих сыновей и двое приемных. Средний сын продолжил военную династию. Свое продолжение Проциков видит во внуках, их у него четверо. Они частые гости в доме деда. Тем более что это настоящий музей. Здесь каждая вещь — память. Зеркало в спальне досталось от прабабушки, которая жила в казачьей станице. Ему уже около трехсот лет. Оно передавалось от матери к дочери. Оттуда же в доме Проциковых старинные утюги, конская упряжь, удивительное растение — кубышка, которую казаки приспосабливали под термос. Особая статья — оружие: есть и сувенирные экземпляры, есть и боевые. И конечно, шашки, сабли и кинжалы. Как без них настоящему казаку? «Это Тульский оружейный завод его императорского величества 1812 года. А вот эта сабля 1850 года. Это — немецкого офицера. А эта казачья шашка, — рассказывает Леонид Петрович. — Шашки каждому по росту делались. Она до половины тупая, чтобы принимать удар другого клинка, и самая острая часть на четверть в конце. Помню, мы сидели в детстве у Дона. Сделали барельеф на пеньки из глины. Достали шашку и стали рубить. Рубили, рубили — ну никак. В глину бум, как топором, и не рубится. Недалеко дед рыбачил. Ему, казалось, лет 150 было. «Ребята, а ребята, говорит, шашкой-то надо с протягом, с протягом». Я не выдержал: «Что ты, старый, тут выдумываешь, возьми да попробуй». Он взял, посмотрел на нее, пока мы делали барельеф. Вжик, раз и протянул, и барельеф пополам развалился. Почему казачьих подразделений боялись все? Почему? Вот тактика сухопутных войск: кто обороняется, должен потерять одного человека, а наступающие — три человека. У казаков было все наоборот: кто наступал, терял одного, а кто оборонялся, теряли десять».

Леонид Петрович Проциков — весь в этом. Его рассказами можно заслушаться, забыть о времени. Потому, видимо, к нему и льнут мальчишки. Рядом с ним у них загораются глаза. Вот такой защитник Отечества.

Татьяна ДАВЫДОВА.

Фото. Е. Мусогутова.