В прошлом году героями наших материалов, приуроченных к Дню народного единства, были жители Алакаевки. В этом году мы побывали в Богдановке, где выяснилось, что с национальной самоиндентификацией у многих жителей этого села дела обстоят неважно. «Растеряли, всё растеряли, всё забыли — и обычаи, и традиции», — с грустью признавались они. Особенно потрясло, когда одна бабушка призналась, что запрещает своим внукам учить родной чувашский язык — «чтобы не путались».

Предлагаем вниманию читателей то, что рассказали о себе аварец, мордва и казахи. Встречи с представителями других национальностей мы продолжим. О том, что они расскажут о себе, можно будет прочитать в следующих номерах газеты.

 «Мы не покоряемся, не подчиняемся никому»

«Я — мордовка, — с гордостью и удовольствием говорит Лидия Кузьмина. — И муж мой чистокровный мордвин. Мы с ним родом из Торбеевского района, что под Саранском. В Богдановке живу с 20-ти лет. Работала дояркой в колхозе, муж — трактористом. Последние 20 лет — техничкой в школе. Вырастили двух дочерей, уже и внуки у нас есть. Дома мы чаще всего на мордовском разговариваем. И дети, и внуки его знают. Есть у нас семейная реликвия — мамино платье с национальным орнаментом соответствующего покроя и платки с кистями. Часто достаю его, разглядываю, вздыхаю, вспоминаю. Но этим всё и ограничивается — ни обрядов национальных, ни традиций уже и не знаю, к сожалению. Да что про нас, богдановских, говорить — я вот год назад в Мордовии была, так там тоже на русский лад живут в основном.

Только один мордовский обычай мы соблюдаем — каждую неделю обязательно печем блины и поминаем усопших.

Что касается особенностей характера, то это, конечно, упрямство. Мы, мордва, очень упрямые, тут и говорить нечего. Не подчиняемся, не покоряемся никому. Когда и муж, и жена — мордва, легче договориться, уступить друг другу, как вот, например, в нашей семье происходит.

Мы — общинный народ, тянемся друг к другу. А если кто-то из наших добивается чего-то большего, гордимся, радуемся. Вот, например, когда по телевизору показывают Николая Ивановича Меркушкина, я обязательно всё дослушаю до последнего слова, досмотрю до последнего кадра, ни на минуту не отойду. Он Мордовию поднял, теперь Самарскую область поднимает — спасибо ему. Таких, как он, у нас называют оцю пря — башкастый, умный очень».

 «Аварцем себя уже не ощущаю»

Абдула Магомедов в России живет с 1970-го года — после землетрясения в Хасавьюрте несколько воспитанников местного детдома вывезли сначала в Жигулевск, а потом — в Богдановку. Здесь Абдула окончил школу, отсюда ушел в армию. Служил в Заполярье, в радиотехнических войсках. «В нашем призыве оказалось шестеро детдомовцев — сталевар из Кемерово (здоровенный двухметровый парень), сибиряк из Алтайского края, в общем, со всего Советского Союза. Мы держались вместе, помогали друг другу. Из-за того, что служил в этих секретных войсках, не попал в Афганистан. Меня три раза призывали. 45 дней в ожидании проведу в казарме — и отправляют домой. Мы, радисты, невыездными были. А так обязательно пришлось бы повоевать — в Афганистан забирали в первую очередь детдомовских.

В 1980-м году я женился. И жили, и живем душа в душу. Двух дочерей вырастили. Есть и внучки, и внук — в институте учится. Жена у меня православная, я — мусульманин. Это никак на нашей жизни не отражается. Мы ведь росли в атеистическое время, поэтому я к своей религии никак не отношусь. Да я и аварцем себя уже не ощущаю. После армии я пробовал в Дагестане пожить, но вскорее вернулся в Богдановку. А уж сейчас-то… Ведь там, где дом, семья, дети, — там  и корни твои. Я живу в России. Вся жизнь моя здесь прошла. На аварском я уже говорить не могу, только понимаю этот язык. С родственниками, что живут в Дагестане, общаюсь только по телефону. Ездить туда сейчас и накладно, и опасно — боевики то и дело что-нибудь взрывают.

Вот в России все дружно и спокойно живут — какой бы национальности ни был человек. У моей тещи, например, зятья — целый интернационал. Есть и мордвин, и немец, и русский, и чуваш, и аварец. И все мы легко и с удовольствием общаемся. И язык у нас, получается, общий — язык дружбы и взаимопонимания».

«Национальные обычаи — это часть нашей жизни»

Богдановские казахи не только помнят национальные традиции и обычаи, но живут, следуя им, соблюдая их. И происходит это естественным и привычным образом, потому что усваивают, учатся любить и уважать всё это с самого раннего детства. «Когда родился мой младший брат, — рассказывает Алтынай Сайпошева, — меня отдали бабушке и дедушке. Они и воспитывали меня. Так из поколения в поколение, от старших к младшим и передаются национальные традиции и обряды. У нас ведь так заведено, что семья младшего сына должна жить с родителями. Мы вот уже 15 лет живем со свекром и свекровью. Могли бы уехать, но теперь уже наши сыновья говорят: «А как же мы атаку (деда) и мамаку (бабушку) оставим?»

Национальные обычаи — это обязательная, неотъемлемая часть нашей жизни. По-другому и не представляем. Начиная с малого, — как подавать бешбармак, — и заканчивая какими-то серьезными обрядами».

«Один из самых важных праздников у нас — Курбан-байрам, — продолжает разговор Дамиля Хуснутдинова. — Обязательно в эти дни режут барана — это жертвоприношение. Ходят друг к другу в гости. К этому празднику стараются сделать ремонт, купить новую посуду, красивую одежду. Мулла читает молитвы. В эти дни мы поминаем усопших, благодарим Аллаха и просим у него здоровья, благополучия. В эти дни человек старается всё лучшее отдать, самым вкусным накормить».

«Ходить в гости, встречать гостей — это у казахов в крови, — говорит Алтынай — Щедрое застолье, хороший разговор, игры, песни — это нам, как воздух, необходимо. Всё это — многолюдно, весело. Всё это сопровождает самые важные события в жизни семьи. Родился ребёнок — устраивается бесик той, т. е. собирается много-много гостей — до 80 человек. В центре комнаты на подушку кладут ребенка. Мулла читает молитву и три раза кричит ему в ухо его имя. Потом ребенка уносят и начинается тыштырма — веселый обряд, когда под кроватку кладут конфеты, деньги, а их бьют скрученным полотенцем. Всё это — с присказками, шутками, радостно и оживленно.

Мальчикам, едва только подрастут немного, делают обрезание. Раньше его делали дома, проводил эту процедуру кужа — и страшно, и больно, без наркоза. Сейчас — в больнице, с наркозом. Делается это обязательно, даже не обсуждается. Только после обрезания мальчик становится мусульманином. По этому случаю тоже — гости, подарки. Это событие огромной важности.

Многолюдными бывают у нас и свадьбы. До свадьбы устраивается лькунтой — свадьба для старшего поколения. А на самой свадьбе — уже только родственники и молодежь. Первый день гуляют у невесты, на второй день в доме жениха проводится неташар — невесте открывают лицо. Ведущий играет на домбре, а она кланяется родственникам жениха, которые дарят ей деньги за то, что она вот-вот откроет лицо. Чем особенно отличается казахская свадьба от русской — на ней не кричат «Горько!»

Мы живем в России. Я, например, до замужества жила в Хворостянском районе, в русском селе. Мы замечательно ладим со всеми, легко общаемся, дружим. Но при этом бережно сохраняем все свои обычаи, свой язык. Это с удивлением отмечают наши гости из Казахстана. Говорят, что в Самарской области это особенно выражено». 

Татьяна ПАХОМОВА.

Фото Е. Мусогутова.