В октябре 2023 года исполнится 180 лет со дня рождения писателя Глеба Успенского. Хорошо известно, что Успенский связан с кинельской землёй, приезжал сюда в семидесятые годы позапрошлого века, жил в селе Сколково, описав и его, и другие окрестные деревни и сёла в очерках «Власть земли», «Из
деревенского дневника», «На родной ниве» и ещё некоторых других.
деревенского дневника», «На родной ниве» и ещё некоторых других.
Когда-то имя Успенского было знакомо каждому школьнику, его книги переиздавались, а в Сколково даже установили мемориальную доску и проводили праздники и встречи с писателями, на которых рассказывали и об Успенском тоже. Но вот прошло время, и сегодня имя Глеба Успенского, как и имена многих других писателей и деятелей культуры, ушло под толщу воды, как сказочная Атлантида. Почему это случилось? И надо ли сегодняшним жителям района помнить о том, что давным-давно по их земле ходил тот, кто написал «Выпрямила»? Зачем нам эта память? Об этом журналист Людмила Мельниченко беседует с доктором филологических наук, профессором Самарского университета и научным сотрудником Самарского литературного музея Михаилом Перепёлкиным.
– Так в чём же дело, Михаил Анатольевич? Почему забыты имена многих достойных памяти деятелей культуры и литературы? Того же Глеба Успенского, например?
– На мой взгляд, здесь всё совершенно понятно. Любая память требует сохранения и, я бы сказал, возобновления. Потому что память – это искусство, требующее работы. Причём искусство это очень сложное, а значит и работа должна быть творческой, отвечающей духу времени. В девяностые же годы прошлого века, когда по известным причинам рухнуло многое, перестали работать и прежние механизмы припоминания. Прежние смыслы обессмыслились, а новые так и не были найдены. Вот в этом и состоит всё дело.
– Хорошо, давайте тогда вернёмся к самим «смыслам». Итак, на дворе 1870-е годы, и в село Сколково приехал Глеб Успенский…
– Да, всё это в своё время было хорошо и подробно изучено, и об этом много написано. Успенский приехал в Сколково Богдановской волости Самарского уезда весной 1878 года вместе с женой, Александрой Васильевной. Незадолго до этого он познакомился в Петербурге с известным золотопромышленником К. М. Сибиряковым, владельцем сколковского имения, с помощью которого и получил должность письмоводителя в местном ссудо-сберегательном товариществе, а его жена – место учителя в деревенской школе. Зачем ему это было нужно? Об этом он сам писал в одном из писем так: «Мне необходимо июнь, июль и август провести в России, в деревне. Это для меня необходимо, как воздух, это не отдых. Я теперь ищу случая облечь мои мысли в плоть и кровь… Повторяю, это не отдых, а самое настоящее дело». Выходит, приехал, чтобы делать дело. И вместо трех месяцев он пробыл здесь больше года. Обошёл и объехал всю округу: Гвардейцы, Заглядино, Кривую Луку, Богдановку, Новый Сарбай… Собрал уйму материала, сделал десятки заметок на будущее. А потом осмыслил всё это в очерках о самарской деревне, которые и были, и остаются непревзойдённым документом, причём документом не только историческим, но человеческим. Мне кажется, многое из того, что будет происходить с деревней уже в ХХ веке и происходит сегодня, Успенский сумел отметить очень точно и безошибочно.
Осенью 1879-го Успенские из Сколково уехали в Новгородскую губернию, в деревню Сябреницы, но и там о своих самарских впечатлениях писатель ещё долго не забывал…
– Да и его самого здесь долго еще вспоминали!
– Разумеется. Например, судебный следователь Яков Тейтель. В самом начале ХХ столетия в одной из самарских газет была опубликована беседа с ним, в которой он рассказал о своём знакомстве с Успенским и о том, как последний присутствовал при вскрытии трупа в Сколково. Дело в том, что Тейтель получил известие о якобы совершённом в этом селе убийстве и отправился с доктором-экспертом расследовать обстоятельства случившегося. Так вот, по словам Тейтеля, Успенский, как ребёнок, радовался, когда выяснилось, что никакого убийства не было, а крестьянин умер сам, своей смертью. Кстати, Тейтель же рассказал и о том, что, когда Успенский уезжал из Сколково, он очень беспокоился о дальнейшей судьбе служившего у него некоего Осипа, хлопотал о том, чтобы устроить его судьбу.
– Ну, хорошо. И вот Успенский уехал из-под Самары, и что же было дальше?
– Дальше были книги, слава, сумасшествие и смерть.
– Сумасшествие?
– Да, уже в 1890-е годы. Когда это случилось, литературный фонд поместил его в больницу для душевнобольных в Колмове и ежемесячно ассигновал на его содержание по двадцать пять рублей. Газеты иногда сообщали о том, как он себя чувствует. «Полный распад умственной деятельности с состояниями развившегося бреда. Не ориентируется ни во времени, ни в местонахождении…». В 1902-м году Успенский умер и был похоронен на Литераторских мостках Волкова кладбища в Петербурге.
– А книги его в это время читали?
– Думаю, не ошибусь, если скажу, что в конце ХIХ и в начале ХХ веков это был один из самых читаемых авторов. Тиражи его книг были гигантские! Да и потом его ещё долго активно переиздавали, изучали. После Великой Отечественной войны был восстановлен дом Успенских в Новгородской области, открыта первая музейная экспозиция. Потом дом отстроили заново, по прежнему плану, и в 1967-м первых посетителей принял уже обновлённый музей. Наверное, эти музейные события и подогрели ещё раз интерес к писателю, на 125-летие которого в 1968-м году откликнулись очень многие газеты в самых разных городах.
– И в Куйбышеве – тоже?
– У нас – это был вообще особый случай. Дело в том, что Куйбышевский литературно-мемориальный музей имени М. Горького, ещё совсем недавно монографический музей, посвящённый одному писателю – Горькому – стал незадолго до этого музеем всей литературы региона. Соответственно, осваивались ранее не освоенные темы, изучались новые имена, разыскивались материалы. Во время подготовки экспозиции, посвященной Успенскому, сотрудники нашего музея обращались в Ленинград, в Пушкинский дом, и оттуда в Куйбышев прислали список материалов, которые могли иметь отношение к самарскому эпизоду в жизни Успенского. Тогда же, в шестидесятые, сотрудники музея выезжали в Сколково, встречались с жителями, фотографировали мемориальные места, связанные с Успенским. В это же время художнику К. Ф. Печуричко были заказаны художественные офорты, которые он и выполнил для музея.
– Расскажите об этих офортах поподробнее, пожалуйста. Мы совсем ничего о них не знаем…
– Был в Куйбышеве такой художник, очень талантливый, Константин Фёдорович Печуричко. Музей заказал ему серию офортов «По литературным местам области»: гаринская Гундоровка, толстовская Сосновка, Ширяево, места Льва Толстого в нынешнем Алексеевском районе, Сколково. Офорты нужны были музею для новой экспозиции, чтобы показать посетителям эти самые литературные места. Работал Печуричко очень ответственно, по-научному: по несколько раз выезжал в каждую местность, изучал сохранившиеся планы, воспоминания местных жителей, то есть каждый его офорт – это сам по себе ценнейший документ сегодня, по прошествии полстолетия со времени создания этих его работ. В середине 70-х все офорты были готовы и в Куйбышевском литературном музее организована большая выставка Печуричко.
А экспозиция, посвящённая Успенскому, просуществовала у нас до закрытия головного здания музея, то есть до середины 1980-х и теперь пока хранится в фондах, ждёт завтрашнего дня… Кстати, про день завтрашний. Помнится, жил у вас в районе В. А. Никитин, работавший в Богдановской школе завучем. Это был замечательный человек, много занимавшийся краеведческой и поисковой работой, воспитывавший своих учеников через воспитание у них интереса к земле, на которой они родились и жили. Именно он первым, еще в семидесятые годы, высказал идею об открытии в Сколково литературного музея – увы, так и не осуществлённую. Вот что он писал в одной из своих заметок на страницах объединенной кинельской газеты «Путь к коммунизму»: «Многие знают, что в Сколково есть литературный памятник –
дом Глеба Успенского. Только внимание ему уделяется явно недостаточное, причём это ещё мягко сказано. Когда в этом здании размещалась Сколковская восьмилетняя школа, то в кабинете истории был оформлен краеведческий уголок, посвящённый Г. Успенскому. А когда в этом доме разместился сельский Совет, кроме мемориальной доски, ничто больше не напоминает о писателе. Я думаю, что открытие литературного музея в Сколково – это наша общая задача, задача не только сколковцев, а всех жителей города и района».
дом Глеба Успенского. Только внимание ему уделяется явно недостаточное, причём это ещё мягко сказано. Когда в этом здании размещалась Сколковская восьмилетняя школа, то в кабинете истории был оформлен краеведческий уголок, посвящённый Г. Успенскому. А когда в этом доме разместился сельский Совет, кроме мемориальной доски, ничто больше не напоминает о писателе. Я думаю, что открытие литературного музея в Сколково – это наша общая задача, задача не только сколковцев, а всех жителей города и района».
– Но это же утопическая идея?
– Почему утопическая? Совсем нет, идея вполне реалистическая. Во всяком случае в восьмидесятые годы она такой и была. Тогда же, в конце 80-х, в Сколково устраивались общественно-литературные праздники, как их называли, ставились сцены «Из деревенского дневника», все желающие могли посетить дом, в котором жил Успенский. То есть от идеи музея до её воплощения, казалось, протяни только руку. Но пришёл 1991-й год, и всё пошло прахом.
Что сегодня там – не знаю, я был в этом селе лет десять назад, когда мы снимали одну из передач из цикла «Очарованный странник» на телеканале «Губерния». Дом ссудо-сберегательного товарищества с мемориальной доской на нём был цел, «крестовый» дом – тоже, а вот барский дом, увы, нет. Двухэтажный красавец, с мансардой, двумя парадными, недавно сгорел. И всё-таки, мне кажется, еще не поздно сохранить то, что уцелело. Глеб Успенский со своим превосходным знанием крестьянства –
важная фигура в русской литературе. Мне даже думается, что Успенский – это ключ к трагедии деревни, которая случится с ней в ХХ веке: сначала раскулачивание, потом объявление тысяч деревень бесперспективными, ещё позже – полный развал хозяйства и безработица. Один за другим подрубались корни могучего дерева… Но, может быть, в Успенском спрятаны и совсем другие ключи: помните, мы говорили о его сумасшествии? Жил в больнице для душевнобольных, себя называл «святым Глебом», а ещё – Иванычем. Причём, «Глеба» понимал как тёплое, материнское, а «Иваныча» как что-то злое, отцовское… В общем, патриархальность, столкнувшаяся лоб в лоб с новым и не выдержавшая этого столкновения...
важная фигура в русской литературе. Мне даже думается, что Успенский – это ключ к трагедии деревни, которая случится с ней в ХХ веке: сначала раскулачивание, потом объявление тысяч деревень бесперспективными, ещё позже – полный развал хозяйства и безработица. Один за другим подрубались корни могучего дерева… Но, может быть, в Успенском спрятаны и совсем другие ключи: помните, мы говорили о его сумасшествии? Жил в больнице для душевнобольных, себя называл «святым Глебом», а ещё – Иванычем. Причём, «Глеба» понимал как тёплое, материнское, а «Иваныча» как что-то злое, отцовское… В общем, патриархальность, столкнувшаяся лоб в лоб с новым и не выдержавшая этого столкновения...
В любом случае, это мог бы быть замечательный туристический маршрут для самарцев и гостей города, а для местных жителей – рабочие места и возможность продолжать жить на своей земле. Но для этого землю эту нужно прежде возделать.
