Это строчка из последнего письма Алексея Георгиевича Елизарова, учителя Маломалышевской школы, написанного им во время боев под Сталинградом. Алексей Георгиевич был призван в ряды Красной армии 10 сентября 1941 года. После краткосрочных курсов назначен политруком в воздушно-десантные войска. Боевое крещение принял на Волховском фронте: их бригада дислоцировалась на базовом аэродроме в районе станции Хвойная. Затем в составе 109-го гвардейского стрелкового полка 37-й гвардейской стрелковой дивизии был переброшен на Сталинградский фронт. В боях под хутором Верхняя Песчанка 16 октября 1942 года старший лейтенант Елизаров получил смертельное ранение и через несколько дней скончался в полевом госпитале.
Его письма, адресованные жене, Антонине Степановне Митрошиной, работавшей в то время завучем начальной школы, бережно хранятся в семье внучки, Ирины Ивановны Попковой.
16 сентября 1941 г.
Здравствуйте, Тося, Тамара и маленькая Светлана! Шлю вам привет и желаю всего хорошего в вашей жизни.
В Аткарск мы приехали 14-го поздно вечером, в 11 часов. Вчера весь день прошел в суматохе: подстригались, в бане мылись, размещались, получали обмундирование. С ребятами мы все поврозь (разбили по образованию), но в здании в одном, так что видимся. Пробудем мы здесь примерно около двух месяцев. А там – порох нюхать. За эти два месяца из нас, как говорит командный состав, много соли выйдет: как говорится, зададут нам перца. В части пособия семьям начальство пока ничего сказать не может: «Вот выясним и скажем вам!» Тогда и я вам сообщу.
Аткарск представляет из себя городок примерно побольше Бузулука. Всё дорого. Насчет махорки: запасайте, здесь не найдешь. Вот пока у меня всё. Обо мне не беспокойтесь. Пиши, Тося, чаще. Как живете, что нового у вас, как здоровье твое и детей. Пока, до свиданья, целую, Лёня. Привет педколлективу.
22 сентября 1941 г.
Здравствуй, Тося! Не дождавшись от тебя письма, пишу тебе второе. Я жив и здоров, живу на старом месте. Учеба проходит своим путем. Занимаемся по 12-14 часов в сутки, иногда и ночи захватываем. Встаем в пять утра и до 11 часов ночи всё время на ногах. Ноги гудят, но я терпеливый, многие на первой же неделе выбыли из строя. Из всех сборов, а нас здесь порядочное количество, я здесь самый молодой. Съехались председатели райисполкомов, директора МТС, агрономы, председатели райпотребсоюзов, директора и завшколами. Все – члены ВКП(б) с большим стажем, всем – по сорок с лишним лет, так что все они зовут меня «сынок». Под выходной, т.е. с 20-го на 21-е, ходили на воскресник в колхоз за 18 км. Косили рожь простыми косами. Там я покушал молока, а то, сколько живу уже в Аткарске, ни одной копейки не израсходовал, потому что нас никуда не пускают, да и некогда.
У меня к тебе просьба. Организуй посылку. В ней пришли махорки и папирос, сколько сумеешь достать. От моего имени попроси Устинова, если он дома. Если мало достанешь, купи суррогату. Курево здесь достать ни за какие деньги невозможно. У меня примерно еще дней на 7-8 хватит, а там не знаю, что буду делать.
Значит, махорки – первое. Второе – перчатки. Плохо мы сделали: надо было одни чулки перевязать на перчатки, одних мне пока бы хватило. Еще таких пышек с десяток, больше не нужно. Масло не шлите. Если, Тося, сумеешь и будут деньги, не купишь ли сала с килограмм? Оно и дорогой не пропадет, и здесь: отрежешь кусочек – и в столовую. Вот примерно и всё. Денег не шли, мне не надо. Платить нам не знаю пока, сколько будут, но, как будто 550 рублей (это пока мы на сборах), но из них будут вычитать за паек. В конце месяца узнаем точно и сообщу. Если будем столько получать, то я буду тебе высылать. У меня всё. Пиши чаще, не жалей бумагу. Пиши, как растут Тамара и Светлана. Поцелуй их за меня. Привет маме. Целую всех, Лёня.
27 ноября 1941 г.
Тося, письмо пишу наспех. Сегодня ночью с Аткарском распрощаемся, выезжаем в город Марксштадт. Из 600 человек отобрали нас 70 человек. Вызвали в штаб курсов, вручили путевку – и поезжай! В одном из писем ты меня спрашиваешь: «В какой части ты служишь?» и перечисляешь рода войск. Но в какой я еду – его не было в твоем списке. Это военно-воздушные десантные войска. Еду или политруком роты, или секретарем полкового партбюро, точно не сказали. Да, Тося, видимо, многое придется пережить, ну, ничего: Родина требует, партия посылает, надо ехать.
Денег тебе, кроме 500 рублей, больше не посылал. Приеду в часть – вышлю аттестат. Последнее письмо я от тебя получил от 26 октября 1941 года. То есть прошло больше месяца. Что с вами, я не знаю. Как хочется повидать вас, хотя бы на 10-15 минут: поцеловать, поговорить, помочь, чем могу. Посылку если выслала – тоже не получил. А теперь когда я от вас получу письмо – не знаю, может, месяца через 3-4. Как хочется много написать, но некогда. По приезду на место всё подробнее опишу. Целуй Тамусю, Светика. Маму жалей, деток не обижай, м. б., они навечно обиженными останутся. Привет всем. Целую крепко-крепко, Лёня.
2 августа 1942 г.
Здравствуй, Тося. Шлю горячий поцелуй и желаю всего наилучшего в вашей жизни. Пишу открытку из-под Москвы. Куда едем – не знаю. По приезду на место сообщу, а пока пиши по старому адресу, я их, наверное, получу. Не беспокойся обо мне. Словом, понимаешь, что я хочу тебе этим сказать. Целую, Лёня.
6 августа 1942 г.
Здравствуй, Тося! Пишу из Люберцев, грузимся на фронт – отстаивать юг. Я теперь не просто политрук по званию, а гвардии политрук, и на правой груди блестит значок гвардейца. Я тебе много бы порассказывал, что произошло за прошедший период, но оставлю до встречи. Что я тебе еще могу сказать? Первое, я запомнил твои строки, которые ты мне писала: «Помни, что я всегда с тобой, и тебе легче будет». Я это помню, и оно мне пригодится. Еще я должен сказать, что за Василия (брата) буду мстить беспощадно. Пишу – спешу, ничего у меня не получается, какое-то настроение хреновское. Моя просьба к тебе: жалей деток, маму. Ну вот пока всё, Тося. Дорогой буду пускать открытки, адреса пока моего нет, пиши по-старому. Целую деток, маму. Целую крепко. Лёня.
7 августа 1942 г.
Тося! Эту открытку пускаю из Ряжска, следую дальше. Пиши мне по адресу: ППС 2450 109 гвардейский стрелковый полк, 2 батальон, пульрота, гвардии политруку. Целую. Лёня.
30 августа 1942 г.
Здравствуй, милая Тося! Вот уже месяц, как я не получаю от тебя никакого известия, как у тебя идут дела, что нового, а хочется знать.
Пару слов о себе. Я тебе писал, что вот уже полмесяца, как я на фронте в непосредственном сближении с противником, прямо с первого дня пришлось принять бой. Разрывы мин и снарядов, которые казались чем-то страшным, ничего страшного не представляют. Всё, чему обучались в тылу, пригодилось на фронте. Чувствую себя ничего, со здоровьем тоже всё в порядке. Да, Тося, скоро год, как мы расстались, многое ушло за это время и многое изменилось. Много пришлось пережить вам без меня, а также и мне не всегда сладко было.
Пиши чаще. Я жду от тебя писем с нетерпением. Пиши обо всём: как идут дела, что нового. Тамуся, наверное, готовится идти в школу, ждет, наверное, не дождется? Не знаю, купила ли ты ей сумку? Если не купила, так отдай мой портфель… в нем будет книги носить. Светлана тоже стала, наверное, большая, ведь уже идет четвертый год, наверное, ходит хорошо и разговаривает. Передай привет Ивану нашему, как увидишь. Больше я никому не пишу, да и нет времени. Ну всё. Больше писать не о чем: и день, и ночь – всё одна и та же музыка. Целую деток, маму. Целую крепко, Лёня.
1942 год, без даты
Здравствуй, милая Тося! Шлю горячий поцелуй и желаю всего наилучшего в вашей жизни.
Тося, сегодня, после месяца перерыва, я получил от тебя первое письмо, которое ты писала 20 августа по новому моему адресу. Пару слов о себе. Я тебе сообщал, что выехал на фронт, и не только я, но и вся часть, в которой я служил, все мы выехали на защиту Сталинграда – исторического города Царицына.
Вот уже доходит месяц, как я на фронте в непосредственном столкновении с врагом. Гул канонады, рокот моторов для меня и моих бойцов уже не страшен. Ребята-гвардейцы держатся замечательно, у всех одно старание – отстоять Сталинград, и нет сомнения: Сталинград отстоим.
Серёжа Денисов со мной в одном батальоне, только он в другой роте, но он сейчас лежит всего в ста метрах от меня, и ночью, когда всё тихо, я его часто вижу и разговариваю с ним. Да не только с ним: со станции Тростянка есть, из Сколково, Алакаевки и один лейтенант из Кинеля. Пришло к нам недавно пополнение, и попал ко мне один малышевский Мордвинов, племянник Ивана Алексеевича Мордвинова, он работал Куйбышеве и оттуда взят, жил раньше около Димитрия Даниловича.
Вот такие дела, Тося. Словом, жизнь веселая, но опасная. Доходит год, как я не дома. За это время пришлось самому поучиться, поучить бойцов и с ними вместе повоевать. Когда увидимся – пока еще не видать, работы еще много, надо разбить, уничтожить врага, очистить территорию… Эта задача поставлена перед нами, гвардейцами, и это нам ежеминутно напоминает значок гвардейца, который блестит золотыми каймами на груди. Я теперь успокоюсь, хоть с сеном у тебя дело теперь хорошо обстоит.
15 сентября 1942 г.
Здравствуй, милая Тося! Шлю горячий привет и крепко-крепко целую. Тося, я тебе пишу уже пятое письмо с фронта, а от тебя получил только одно, от 20 августа. Чем объяснить, что ты так редко пишешь – не знаю.
Вот уже второй месяц, как я нахожусь на фронте, на защите Сталинграда. На подступах к Сталинграду бои идут жестокие, противник сосредоточил крупные силы, много танков, самолетов рвется к Сталинграду, но ему преградили путь наши славные гвардейцы. У защитников Сталинграда одна цель – остановить врага, отбросить и уничтожить. С утра до позднего вечера идет перестрелка, рвутся снаряды, мины, свищут пули, в воздухе рыщут стервятники, но и они не остаются ненаказанными, наши славные ястребы один за одним сбивают их над линией фронта.
Как только наступает затишье, а оно бывает с наступлением темноты, по линии фронта играют гармошки, баян и звучат песни наших гвардейцев. Вот так протекает жизнь у нас, у фронтовиков-гвардейцев.
Сегодня уже пятнадцатое сентября, второй год пошел, как мы расстались, Тося. Хочется знать, Тося, как у вас идут дела, что нового, как растут Тома и Светик. Тома, наверное, в школу ходит. Как научится писать, рисовать, то пусть она пишет.
Пиши, как дела с хлебом, дровами. Насчет дров… если можно купить – купи. Пилить, колоть – спроси деда. Зиму будешь спокойная. Пиши, как снабжаетесь хлебом, мукой, сколько выдают. Как с уборкой урожая и каков урожай? Пропиши, регулярно ли получаешь деньги по моему аттестату и как вообще у тебя дело с деньгами, здорово ли нуждаешься или выкручиваешься. Как со здоровьем у тебя, деток? Как чувствует себя мама?
Вот на эти вопросы ты мне, Тося, ответь, да пиши почаще, пока возможность есть. О себе писать нечего, пока жив-здоров, надеюсь, что и в дальнейшем так же будет. Пиши, что вообще нового в Малой Малышевке. Собираюсь Ивану нашему написать, но никак время не выберу. Целую Светика, Тому, маму. Целую крепко-крепко, Лёня.
Сохранился фрагмент еще одного письма, в котором Алексей Георгиевич обращается к детям: «Нашу страну, страну, единственную в мире, защищает и твой папа. Ну вот, Томочка, люби Светика, маму, не хулигань, пойдешь в школу – учись хорошенько. Целую вас крепко-крепко. Ваш папа».
