Нарекается раб Божий…

Обряд крещения имеет огромное значение в христианской традиции, поскольку
некрещеный человек не может претендовать на место в Царствии небесном. Наши предки крестили младенца на третий, восьмой или сороковой день. Но если ребенок рождался слабым, то окрестить его стремились как можно быстрее, потому как смерть некрещеного ребенка была величайшей трагедией для всего рода. Именно во время крещения человек получал свое церковное имя. О некоторых курьезах, связанных с имянаречением, рассказывает журналист Людмила Мельниченко.

Помню, как при подготовке одной из своих фотовыставок я фотографировала ветерана Великой Отечественной войны, жителя пос. Новый Сарбай Ивана Ивановича Чаплыгина. Завязался разговор, и Иван Иванович, рассказывая о себе, упомянул, что в родительской семье у них было семь детей. «Я был третьим ребенком, причем не единственным Иваном. Был еще младший брат – тоже Иван. Я в 1921 году родился, а он – в 25-м. И тоже успел повоевать». Меня этот факт очень удивил: как так – два Ивана? И потом я вспоминала об этой ситуации в семье Чаплыгиных как об уникальной, пока не начала основательно заниматься историей нашего района, изучать архивные документы, в том числе – Ревизские сказки и метрические книги. И тут я обнаружила, что подобная ситуация в дореволюционной российской деревне вовсе не была редкой, а скорее, наоборот – очень распространенной.

Как давали имя

До революции наречь младенца могла и повивальная бабка, принимавшая роды, особенно в маленьких деревнях, где не было своей церкви. Повитуха называла младенца и тут же окунала его в святую воду, что символизировало крещение. Но чаще всего обряд крещения проходил всё же в церкви. Имя выбирали крестные и священник, согласуясь в этом вопросе главным образом со святцами (т.е. с церковным календарем, в котором указаны имена святых, почитаемых церковью в данный день.) По традиции, родители при крещении в церкви не присутствовали и практически не влияли на выбор имени. Обычно они принимали то имя, которое предлагал батюшка.

Подобная ситуация и приводила к тому, что в семье появлялись дети с одинаковыми именами. Вот, например, из Ревизской сказки по селу Грачёвка за 1857 год можно узнать, что в семье у Герасима Николаевича и Дарьи Игнатьевны Попковых среди их шести детей было две Авдотьи: Авдотья Герасимовна 17 лет и Авдотья Герасимовна 9 лет. А в семье их соседей Антохиных, у Ивана Федоровича и Федосьи Родионовны, числились две Дарьи: Дарья Ивановна 10 лет и Дарья Ивановна 18 месяцев.

Чаще всего тезки фигурируют в документах под одной фамилией. Но не всегда. Например, в той же грачевской Ревизской сказке зафиксированы семьи Михайлы Ивановича Одинокого и Михайлы Ивановича Семьянного. Потребовалось небольшое расследование, чтобы выяснить: несмотря на разные фамилии, эти два Михаила – родные братья. Просто до 1847 года они вместе жили в бесфамильной (поскольку происходили из крепостных крестьян) семье своего отца, а потом у каждого из них появилась своя фамилия – на основе прозвища. В Грачевке нашлась еще одна похожая история. По данным Ревизской сказки 1834 года, два родных брата Ивана Даниловича живут также в бесфамильной семье отца. А к 1857 году они уже женаты и ведут раздельное хозяйство. У каждого из них появляется фамилия: у одного Ивана – Красный, а у другого – Чёрный.

Много любопытного в отношении интересующего нас вопроса можно обнаружить в малышевских Ревизских сказках. Например, что в 1850 году в доме Дмитрия Варламовича Сукчева вместе с главой семейства проживали два взрослых женатых сына Ивана (первый – 1815 г.р., второй –1822). И есть еще два внука Ивана (1846 и 1848 г.р.), они – дети его третьего сына – Иуды. А в доме Петра Алексеевича Кирьякова жили два внука Василия (1835 и 1846 г.р.), оба – дети его сына Тимофея.

А вот какие еще «пары» можно встретить в других малышевских метрических книгах (за 1860-1878 гг.): два Василия Димитриевича Малышевых, два Георгия Иаковлевича Авдиева, два Георгия Миновича Литвинова, два Иоанна Михеевича Петина, два Иоанна Прокопиевича Стефанова, два Петра Петровича Шишкина, два Иоанна Меркуриевича Черезова.

Все они дожили до старости. И буквально сотнями исчисляются примеры, когда братья или сестры, получившие при крещении одинаковые имена, умирали в младенческом возрасте. Например, у Черезова Ивана Меркурьевича младшего два его Ивана (1877 и 1889 г.р.) и две Акулины (1893 и 1894 г.р.) умерли в младенчестве. А вот данные по семье Федора Яковлевича Власова. У него и его законной жены Анны Дмитриевны было 12 детей. Среди них – две Марии (1892 и 1905 г.р.), две Анны (1896 и 1905 г.р.) и две Марфы (1900 и 1908 г.р.) Три пары! Только вот, к сожалению, во взрослом возрасте девушек с одинаковыми именами в этой семье уже не осталось. Детская смертность на то время в стране была чудовищной.

Поэтому дети с одинаковыми именами не всегда жили в семье одновременно.

Интересная закономерность наблюдается с наречением двойняшек, особенно слабеньких. Вероятно, не очень-то надеясь, что дети выживут, обоих новорожденных часто называли одинаково, причем именами их родителей. Например, у знакомого нам уже Иоанна Михеевича Петина младшего и его законной жены Марины Георгиевны 17 декабря 1870 года родились и в тот же день были крещены два мальчика. Обоих нарекли Иоаннами (крестных при этом у них не было). Оба умерли в тот же день. А вот запись в метрической книге маломалышевской церкви за 1871 г., из которой следует, что 20 января священник Василий Красносамарский провел обряд крещения незаконнорожденных девочек-близнецов. Обеих назвали Дарьями, по имени матери – девицы Дарьи Малышевой, дочери Иоана Стефановича. И тем же днем была зарегистрирована их смерть.

Три Ивана

Вот какой случай описывается в повести Жамили Уняниной «Не обмани…».

«У тетки Прасковьи и дяди Васи Сорокиных в семье три сына – и все Иваны. Раньше ведь батюшки по святцам нарекали детей. Как скажут – так и будут звать. Вот представьте: уже два Ивана есть, родился третий мальчик, понесли крестить в церкву. Батюшка и говорит: «Нарекается раб Божий Иваном». Тетка Прасковья чуть не в слезы. Говорит: «Батюшка, так ведь у нас и так уже два Ивана»! А он и в ус не дует, говорит: «И третий не мешает». Пришлось младшого звать Малышкой». Конечно, в семье выручали разные производные от основного имени, а в деревенском сообществе в ход шли прозвища. Например, двум сыновьям Тимофея Федоровича Сливкина, двум Федорам, малышане «присвоили» имена их жен. Старший Федор, в 1880 году уволенный в запас в чине унтер-офицера, «по-уличному» стал называться Агриппинин, а младший Федор – Матронин.

Но не все родители безропотно соглашались с действиями батюшки. Вот об одной такой истории стало известно из архивных материалов Самарской духовной консистории, куда в июне 1916 года направил свою жалобу недовольный крестьянин Малой Малышевки Фрол Логинович Головкин, «служащий на самарском городском трамвае». В своей жалобе на «незаконные поступки» священника маломалышевской Троицкой церкви Иоанна Розова он, в частности, писал, что священник по непонятной причине отказался крестить его новорожденного сына; что в результате этого его жена заболела и ему пришлось истратить на ее лечение 25 рублей (эти деньги он просит взыскать со священника); и, наконец, что теперь этот священник отказывается выдать выпись из метрической книги, крайне необходимую ему для получения пособия по рождению ребенка. Было объявлено расследование, и отцу Иоанну пришлось давать объяснения. Привожу этот текст с небольшими сокращениями, очень уж он колоритный.

На всех не угодишь

«Его Высокоблагословению, о. Благочинному, села Утёвки священнику Александру Иоанновичу Скобцеву, села Малой Малышевки Троицкой церкви священника Иоанна Розова, объяснение.

1. Головкин в своей просьбе пишет, «что 22 мая в 7 часов вечера приемники его младенца Иосиф Федоров Сливкин и Анастасия Емельянова Литвинова были посланы в Троицкую церковь окрестить младенца, но священник Иоанн Розов почему-то не окрестил. Дело было не так. 22 мая день был воскресный. По окончании обедни подходит ко мне родная тетка Головкина – старая дева Христина Симонова – и докладывает: у нас родины случились, когда прикажете, батюшка, придти с крестинами? Я на сие ей ответил: пусть придут к вечерне, по окончании оной я совершу крещение над младенцем. По окончании вечерни я взял с жертвенника крестильный ящик и вышел из алтаря для совершения таинства Крещения. Бабка Матрона Ильина Сливкина и кума были в храме, кума не было. Я прочел молитвы роженице и имя младенцу «Никита». Кум всё не являлся, он, как выяснилось, бегал по селу со своим аппаратом, снимал с солдаток карточки.

Поэтому я решился, не зная того, кто у них приглашен в кумовья, заменить оного церковным сторожем Иосифом Черезовым, который Фролу Головкину родной дядя. Сделал начало. Исправляющий должность псаломщика Димитрий Соловьев сказал: «Господи, помилуй»… Взошел в храм крестьянин Иосиф Сливкин (назначенный Головкиным кумом – Л.М.) и, не обращаясь ко мне, сзади во всё горло закричал: «Что это такое, на что это похоже, Александр ему имя, идемте в ту церковь!» Я обернулся, гляжу, Сливкин, размахивая руками, был уже у выхода из храма и за ним пошли бабка и кума. Я ли тут виновен, Ваше Высокоблагословение? Если куму не понравилось нареченное мною имя, так он должен попросить меня сменить оное, а еще лучше предупредить меня об этом заранее, а не безобразничать в храме и не прерывать таинство Крещения. Ведь Сливкин о своих детях, когда приходил с докладом, всегда предупреждал меня: батюшка, у меня родины, назовите Юлием, другого – Валентином, третьего – Виталием…

Я никогда не отказывал ему в том, так и тут нужно было сделать. Прихожане мои, скажу, темные озорники, большая часть – сосланные на Большую дорогу за не почитание родителей.

Ходили ли они для крещения с младенцем к о. Озерскому, мне сие не известно, но только в 10 с половиной часов вечера того же дня пришли ко мне в дом тетка Головкина, старая дева Христина Симонова и еще женщина, должно предполагать, жена его, в потемках я не узнал ее и лежал больной на печке. Дерзкая выходка восприемника, избранного Головкиным, крестьянина Иосифа Сливкина, так убийственно на меня подействовала, что я по сие время не могу прийти в нормальное состояние, замучила лихорадка. Приходившие ко мне женщины на коленях извинились предо мною за кума, говоря: мы послали его, батюшка, окрестить младенца, а не скандальничать, мы в этом не виноваты, окрестите, пожалуйста, младенца. Несмотря на то, что больной и шел дождь, я согласился окрестить с условием, чтобы кум Сливкин был заменен другим лицом, более вежливым. Часов около 12 ночи церковный сторож пришел за ключами и известил меня, что пришли с крестинами, и я вслед за ним пошел и окрестил.

Так как я усмотрел, что им не нравилось имя, я нарек младенца Алексеем. И это имя не понравилось новому куму, лучше Михаил. Ну, Михаил. На днях тоже три раза переменял имя младенцу. Нарек Анною. Нет, нельзя ли назвать Мариею? Можно и Мариею. Читаю молитву и нарекаю Мариею. Совершаю крещение, пред помазанием святым елеем кум и кума заявляют, что у родителей есть уже Мария, нельзя ли назвать Александрою. Я раскрываю в требнике алфавит. Нахожу Александру, которой память будет праздноваться в ноябре еще месяце. Показываю куму и говорю: именинницей она будет в ноябре, далеко очень. Ну какие еще есть имена? Говорю: Анфиса. Назовите Анфисой. Читаю молитву, нарекаю Анфисой. Только слышу, кум и кума спорят между собой. Кума говорит: «Зачем ты велел назвать Анфисой, лучше бы Параскевой». А кум в ответ: «Анфиса – имя благородное». На всех не угодишь. Одному нравится имя, а другому оно не нравится. Имена, полагаю, все священны, только не все употребительны в нашем простом народе. Никита, как я первое нарек младенцу Головкина, разве плохое имя? Его носили святители и бояре, даже боярин из рода Романовых.

2. Головкин в своей просьбе пишет, что я ему категорически отказал в выдаче метрической выписи на его сына. Неправда. Когда приходил ко мне Головкин, я учинял метрические выписи о рождении детей взятого из запаса и умершего в военное время Петра Шведова, вследствие отношения волостного правления. Выслушав его, я ответил: «Принесите гербовую марку рублевого достоинства, и я напишу вам метрическую выпись». После чего Головкин как уж начал вертеться передо мной: «Выдайте, батюшка, мне нужна простая записочка, удостоверение». «Метрическая выпись, – отвечаю ему, – будет служить и запиской, и удостоверением. Принесите марку!» А сам продолжаю писать, потому что срочная бумага была. Головкин опять про то же, что ему простая записка нужна. Я писал, его слушал и напутал в бумаге, переписывать которую пришлось. А это для меня труд великий, ибо я пишу весьма медленно. Вижу, что он пришел зубы почесать и порисоваться передо мной светлыми бровками, говорю ему: «Уходите, пожалуйста, Вы мешаете мне делать дело».

Как видите, Ваше Высокоблагословение, я не отказывал ему в выдаче метрической выписи, а требовал только от него гербовую марку. Головкину же хотелось получить оную без марки».

По итогам проведенного расследования Самарская духовная консистория 22 ноября 1916 года направила в самарское городское полицейское управление «покорнейшую просьбу: объявить служащему на самарском городском трамвае крестьянину села М. Малышевка Бузулукского уезда Фролу Логиновичу Головкину, что, рассмотрев его прошение, духовная консистория находит все его обвинения в адрес священника голословными и бездоказательными, и таким образом гражданский иск его о взыскании со священника 25 рублей оставить без удовлетворения. И просит также разъяснить Головкину, что метрическая выпись должна быть оплачена гербовым сбором».

Но такие истории всё же случались крайне редко.

Благодарю за огромную помощь в подготовке материала Оксану Аборину, Анну Парамонову, Юрия Черезова, Павла Борисова, Татьяну Бобкову, Сергея Москвитина, Татьяну Дыдыкину, Александра Кошелева и Светлану Романцову –

активных членов генеалогической группы «Село Малая Малышевка».