23 ноября 2018

И СЧАСТЬЕ ОБЩЕЕ У НИХ, И СУДЬБА

Оцените материал
(1 Голосовать)

Андрей Васильевич и Нина Васильевна Гороховы — почти ровесники: он с 1935 года, она — с 1936-го. Вместе в школе учились, вместе в «читалку» на танцы бегали (так в Большой Малышевке тогда клуб называли, потому что там библиотека была). Но Андрей Горохов всегда ощущал себя намного старше рядом с хрупкой и смешливой Ниночкой Чаркиной, всегда готовым помочь, поддержать и защитить. А без помощи и поддержки в то время было не обойтись.

И голодали, и замерзали

«Моего отца в 41-м на фронт забрали, — вспоминает Нина Васильевна. — Осталась мама с четырьмя детьми — младшему только три дня исполнилось. Потом пришло извещение, что он без вести пропал. Осенью 45-го вернулся. Оказалось, в плену был, в концлагере. Там чудом от смерти спасся. Ведут их на расстрел, и тут одна немка говорит: «Мне работник на ферму нужен, отдайте мне вот этого». И показывает на моего отца. Когда советская армия вошла в этот город, и пленных из концлагеря освободили, и немка моего отца отпустила. Документы ему все оформили, вернулся он домой, работал в колхозе, потом в совхозе.

И всегда в тревоге жил, ведь многих у нас в деревне забирали — и тех, кто в плену у немцев был, и по чьему-нибудь доносу. Слава Богу, документы у него всегда оказывались в порядке — кто-то очень грамотно их оформил тогда».

«Многих тогда арестовывали по доносам — за неосторожное слово, за горсть зерна, — продолжает разговор Андрей Васильевич. — И только один человек, отсидев 10 лет, вернулся, остальные пропали. Помню случай. На току зерно обрабатывали, и дядя Митя Лужин горсть зерна в карман положил.  А кто-то увидел, донёс на него. 10 лет лагерей дали, там и сгинул дядя Митя, он уже в годах был, не выдержал.

Страшно было. Мы, ребятня, конечно, мало понимали, что происходит, почему забирают людей. Мы голода боялись и холода. Во время войны и первые годы после войны люди умирали от слабости — по 2-3 гроба в день на могилки уносили. Вошь повалённая была. Бывало, придёшь из школы, мать прокаливает одежду над огнём — аж треск стоит».

«А как-то зимой, — продолжает вспоминать Нина Васильевна, — я ещё маленькая была, война уже шла, — глянули утром в окно, а всё пшеничное поле в снежных шарах размером с футбольные мячи, внутри они пустые. Что это было — не знаю. Мы про эти шары вспомнили весной, когда на том поле люди стали собирать прошлогодние колоски и умирать целыми семьями. Может, отрава была в тех шарах. Умирали не только те, кто поел что-нибудь из этих колосков. Дед мой просевал их через решето, надышался этой пылью и умер. Умирали те, кто послабей. Андрею вот посчастливилось — выжил, только рвало двое суток.

Тем, кто болел после колосков этих, привозили пайки, поддерживали. В школе их раздавали. Я ходила туда с бидончиком — то суп, то кашу дадут. Сколько человек в семье — столько и давали.

Спасал нас в то время заливной хлеб — это когда траву просянку молотили, смешивали её с картошкой, выливали на противень и в печь ставили. А в городе ведь и того не было. У моего дяди родился сын, несколько дней прожил только и умер от голода — у матери не было в груди молока от истощения.

В наших местах много было эвакуированных. Им было ещё тяжелее, чем нам. Они меняли вещи и одежду на еду. А знаете, какая это еда была. Напарят наши деревенские тыкву да свёклу, намнут и стаканчиками меняют или продают».

А учиться так хотелось!

Однажды Нинин отец обменял несколько таких стаканчиков на чернила, перья для ручки и «Родную речь». Как же она радовалась! Ведь до этого почти два года ей приходилось учиться по чужому учебнику. «В первый класс я пошла в 44-м году, мне уже 8 лет было. А некоторые и в 9 лет начинали учиться, и по 2-3 года в одном классе сидели. Не потому, что не хотели, не старались — просто не в чем ходить было, да и силёнок не хватало — бывало, что и в обмороки падали от слабости. В классах по 30 человек было, учились в две, а то и в три смены. Дров не хватало, в классах  очень холодно было, в одежде сидели. В деревне ведь до 57 года ни света, ни радио не было — занимались при керосиновой лампе-семилинейке. Трудно было, а учиться так хотелось! Школа для нас праздником была. Так весело, так интересно проходили у нас и майские, и октябрьские, и новогодние праздники! Мы разучивали стихи и песни, строили живые пирамиды — так почему-то принято было в то время, готовили разные акробатические номера. Да вот проблема — у нас не только одежды не хватало, но и нижнего белья, а     мне поручили мостик делать. Как быть? Я — в слезы. Спасла ситуацию мамина сестра. Она в Куйбышеве жила, приехала к нам и привезла мне рейтузы. Выступила я на том празднике…

Окончили мы с Андреем 7 классов. Он не стал больше учиться, а я пошла в 8 класс в Кротовскую школу — у нас в деревне семилетка была. За 8 класс надо было 150 рублей платить — большие деньги. До Нового года проучилась — платить нечем стало. В техникум не поступила, пошла работать. А вскоре Андрей посватался ко мне».

Любовь с первого взгляда

«Мы ведь тогда как встречались — за ручку боялись взять, — рассказывает Андрей Васильевич. — Родителей стеснялись — я к Нине в дом стал ходить только после сватовства. А ведь мы знали друг друга практически с рождения. Всегда вместе, и всё у нас общее — и трудности нашего военного детства, и наши ребячьи радости. Ведь как бедовали все тогда, а всё равно весело и открыто жили. Я гармонистом был. Пока играл, вдоволь мог на свою Ниночку насмотреться — и такая это радость для меня была. Теперь уж мы точно знаем — у нас была любовь с первого взгляда. Еще в детстве прикипели душой друг к дружке. А уж как стала Нина девушкой — краше и желанней ее не было для меня никого. Она всегда умела и сама быть красивой, и дома красоту и уют создать».

«Это нас учительница в школе научила и гладью вышивать, и вязать, и шить, и канву дергать, — смущенно улыбаясь, говорит Нина Васильевна. — перед замужеством мама мне материал купила, и я поехала к тёте в Куйбышев — у нее машинка швейная была. Неделю там жила — шила и вязала себе приданое: подзорники, постельное белье, вязала крючком шторки, ковер с каймой, дорожку с вышивкой. А свадебное платье мне тётя сшила из розового атласа. Венок из бумажных цветов сделали, фату — из марли. А пара колец обручальных, из пятикопеечной монеты сделанных, у нас была одна на всю деревню: обменялись ими торжественно — другим отдали.

Мне еще 18-ти лет не было, поэтому в сельсовете нас не могли расписать. Ну и ладно! На Михайлов день мы обвенчались, сыграли свадьбу, и вот уже 65 лет живем — не бранимся. Вырастили двух дочерей и сына. Построили дом — на том месте, где дом родителей Андрея стоял. На нашей улице все женщины — вдовые, хоть и помоложе нас. А мы вот — вместе до сих пор. Это нас Архангел Михаил оберегает. Спасибо ему».

Татьяна ПАХОМОВА.Фото Е.Мусогутова.

Последнее изменение 23 ноября 2018