Наш Николай Семенович

Новости Просмотров: 459
Image
К 120-летию со дня рождения Н.С. Щибраева (1901 — 1974), ректора Куйбышевского сельскохозяйственного института.
Вся жизнь человека — это непрерывная череда встреч и расставаний. Иногда судьбоносных. Для меня такой оказалась встреча с Николаем Семеновичем Щибраевым, тогда ректором Куйбышевского сельскохозяйственного института.
Первая встреча была формальна и ничего не предвещала. Нас, первокурсников, собрали, и перед нами выступил ректор. Думаю, с первого раза в толпе из трехсот молодых людей он вряд ли различал наши лица. Речь его на меня — великовозрастного студента (на десять лет старше однокурсников) — не произвела особого впечатления. Это была правильная речь советского администратора с нотками теплого поздравления.
 Любимое занятие студентов, особенно первокурсников, — перемывание костей своим педагогам. Словно по наследству от старшекурсников передалось: ректор строг и готов отчислить из института за любое пустячное нарушение… Господи! Пронеси и помилуй!
 
Из личного дела «раскопали», что на службе я был секретарем комсомольской организации дивизиона, совмещая её со службой старшины мотористов, и сразу же привлекли: на третьем курсе меня избрали заместителем председателя студенческого профкома института, а на четвертом — председателем. Такие обязанности невольно приближали меня к ректору, основные студенческие проблемы решал только он. Вот тогда-то я увидел ошибочность студенческих суждений. За внешней строгостью и неприступностью оказался очень терпеливый, внимательный человек и весьма снисходительный к «заскокам» молодежи.
 На нашем курсе был паренек: спортсмен и гуляка. На учебу ему времени не оставалось. За «неуспеваемость» комсомольская организация неоднократно подавала его на отчисление, но ректор дал ему доучиться. И оказался прав: из парня сложился хороший инженер, директор крупного совхоза, руководитель района. Николай Семенович обладал редкой прозорливостью….
 
Студенты моего поколения приходили в вуз — УЧИТЬСЯ. Мы, «кухаркины дети», хорошо понимали, что только знания позволят нам в будущем достичь каких-то успехов. Только знание и трудолюбие, больше нам рассчитывать не на что и не на кого — позволят создать благополучие наших будущих семей. И наша неафишируемая оценка педагогов была бескомпромиссной. Проявлялась она в степени нашего уважения к ним. Когда сам стал педагогом, обнаружил ее присутствие…
 На втором курсе изучали политэкономию капитализма. Нам повезло с педагогом, она сумела привить нам неформальный интерес к своей науке. Её лекции были интересны, а семинары проходили в форме научных диспутов. Мы тщательно к ним готовились. Совестно было перед ней, да и в группе возник дух соревнования. Особое рвение проявляли мы с другом, Виктором Аракчеевым, тоже отслужившим в армии. Возможно, мы полнее других понимали значение экономики в жизни общества.
 
На третьем курсе политэкономию социализма вел антипод предыдущего педагога. Занятия превратились в гнусную отбываловку, а на наши неустанные вопросы не отвечал или хамил. На очередном семинаре я с ним схватился, и он выставил меня за дверь. Прямо от двери аудитории я отправился в партком института. Я был обречен на схватку, положительной оценки он мне не поставит и, таким образом, выставит меня из вуза как из аудитории. Знания для него не имели значение. На заседании парткома редкий случай: конфликт между доцентом и студентом. Я, конечно, помнил дедушку Крылова: «У сильного всегда бессильный виноват». Со мной вместе пришли парни, кому давал рекомендации в партию. Они были свидетелями конфликта. Мою сторону неожиданно приняли профессор Н. Щибраев и доцент С. Маман. Оказалось, о его профессиональной непригодности было известно, решили уволить его с работы. Для меня это было вершиной потрясения, но и вершиной веры в возможность честного решения в пользу слабого… Я понимал, что главную защитную роль в моем конфликте выполнил бывший армейский комиссар Н. Щибраев…
 
Институт испытывал острую нехватку мест в общежитии. Три старых корпуса на месте нынешней поселковой поликлиники были переполнены. В годы войны в них была фабрика, и ее станки растрясли корпуса. Внутри они были стянуты стальными балками, как потроха парохода. Первые этажи при этом были заняты столовой, другие — частично поликлиникой и швейной мастерской. Все знали правило: женился в студенчестве, уходи на частную квартиру. Старшекурсник мехфака жил с женой-студенткой и крохотным сыном в полугнилом бараке на месте нынешней Транспортной улицы. Ребенок болел, и после очередного отказа в жилье он положил пакет с сыном на стол ректору и шмыгнул в дверь. Пока его возвращали, Николай Семенович успел произвести еще одно переуплотнение и вселить строптивца. И никаких счетов с ним не сводил. Позже я понял, что ему нравились такие несгибаемые, кто не боялись его показной строгости. Сын своего времени, он ценил сильных, стойких… Через два десятка лет мальчуган из пакета на ректорском столе был дипломником нашей кафедры. Преемственность поколений!
 
В те годы только зарождались студенческие отряды. Ректорат и деканаты поддерживали и направляли эту работу. Впрочем, студенты рвались в отряды не только ради заработка. Мы понимали, что это досрочное знакомство с будущими нашими производствами. Всех нас ждало строгое министерское распределение по местам работы. Наш институт формировал отряды по профилям факультетов. Вместе с отрядом механизаторов из студентов четвертого курса увязались и мы с другом, второкурсники. Наши отряды направляли на целинные земли Кустанайской области Казахстана. Провожать нас на станцию Советы приехал Николай Семенович. В ожидании поезда мы расположились внизу, он стоял на железнодорожной насыпи. Его фигура на фоне неба, плащ на ветру, взволнованная речь — трибуна была полна беспокойства за каждого из нас.
 
Все понимали, что нас ждут трудности, но каковы они, еще предстояло узнать. Узнали… Мы, механизаторы, проработали в совхозах Казахстана на тракторах и комбайнах до октября. Тогда там еще не было мастерских и других мощностей ремонта и обслуживания. Весь «технический сервис», как его сейчас зовут, в поле «на коленке» неопытного студента. Нам с другом местные «братья по разуму» доверили трактор без мотора, гусениц и кабины… Им пришлось пожалеть об этом…. Мой друг был яростным борцом за справедливость и ради её торжества мог свернуть любую шею. В округе я, очевидно, был единственный профессиональный дизелист (флотский опыт) и комично на пальцах объяснял парням принцип работы топливного насоса и его регулировки. Однако память о бесконечно длинных гонах на пахоте осталась на всю жизнь. И как засыпал на ходу, потому что работали сутками, и как, проснувшись, возвращался по пропаханной борозде…. Когда в области впервые подводили итоги работы студенческих отрядов, наш вуз занял первое место. Призы и подарки вузу принимали секретарь комитета комсомола Н.Севрюгин и я, председатель профкома. Их бы следовало вручать ректору Николаю Семеновичу Щибраеву.
 
Крохотный клуб института тогда располагался на месте нынешнего компьютерного центра, но вузовская самодеятельность была одной из лучших в области. У студентов того времени была тяга к самодеятельному творчеству, и зрительный зал всегда не вмещал желающих. Ректорат находил средства на оплату труда руководителей творческих кружков. Наш драматический, единственный за всю историю вуза, собирал аншлаги. Достаток студентов той поры был очень скромный, многие учились на одну стипендию, но радость жизни была с нами. Это позже в условиях сытости-одетости встречались 20-летние старички….
 
Прошли годы студенческой жизни. Я успешно защитил дипломный проект. По просьбе вуза министерство распределило меня на работу по месту жительства родителей, в Оренбургскую область. Я уже семейный, у нас очаровательная двухлетняя доченька. В предвыпускном угаре я бегал по службам вуза с обходным листом и на входной внутренней лестнице агрофака встретил Николая Семеновича. Он поздравил меня, расспросил о семье, о работе и тут же предложил работу в институте. Тогда удвоили набор на мехфаке и нужны были педагоги. Я знал, что с моими однокурсниками деканат вел такие переговоры, а здесь мне предложил сам ректор. Здесь же, на лестнице, он решил и с работой жены — ассистент кафедры физики, с жильем — комната в новом общежитии. Доченьке — место в детском садике. Такое для нас было пределом любой мечты. Так одним движением руки Николай Семенович перекроил мою жизнь, судьбу, будущее не только мое, но всех моих близких. Я полюбил преподавательское дело, ощутил в этом свое призвание и понял, какая удача его иметь.
 
Через пару лет работы ректорат направил меня в целевую аспирантуру в Саратовский институт механизации. Три года напряженной работы пролетели, и перед защитой диссертации подготовил ее автореферат. Его рассылают по профильным научно-исследовательским и учебным институтам в надежде получить отзыв о научной работе. Разумеется, положительный…. Один экземпляр я надписал, как мог сердечнее, и подарил Николаю Семеновичу, не для отзыва, а как подтверждение, что он во мне не ошибся… Я чуть чванливо гордился: редкий случай в аспирантуре — зачисление и защита в один день календаря через три года. Когда после защиты мне пришлось разбирать документы для их отправки в ВАК (Высшая аттестационная комиссия), то с удивлением обнаружил краткий отзыв Николая Семеновича. А в нем (по памяти): «Я не разбираюсь в глубинах вашей науки, но я знаю этого человека и за него ручаюсь». Что тут говорить о чувствах? Это не административный отзыв, это поручительство отца за сына. Да и не всякий отец….
 
С чего начинается вуз? Вуз начинается с набора, точнее, с отбора из толпы абитуриентов, способных к учебе студентов. В первый год работы после защиты диссертации меня назначили руководить приемной комиссией. Мои предшественники выражали мне соболезнование: ректор дает «перцу», вплоть до швыряния в лицо личных дел абитуриентов. Про себя решил, что таких поводов ему не дам. Вместе с заместителем и другом Олегом Ярмоловичем проработали все приказы, инструкции, систему оборота документов. Когда первый раз принес документы на подпись ректору, то на всякий случай поглядел, открыто ли окно в кабинете…. Однако никаких замечаний… Тогда взятка была позором и преступлением. Нашлись родители, кто предлагали её. Мы разработали систему усмирения взяткодателей без привлечения милиции. Работать с Николаем Семеновичем было приятно и поучительно. Он как-то без лишних слов умел показать, доволен нашей работой, или…. И только однажды, просматривая списки зачисленных в вуз, проворчал:
 — Ты что набрал на агрофак полкурса девчонок, а кто мешки на току будет таскать?
 — Вторая половина, Николай Семенович….
 Он только усмехнулся….
 
Мы совершили абсолютно честный набор и, как показало время, — великолепный. Только по инженерному факультету в нем оказались: доктора наук — 2; кандидаты наук — 4; руководители районов — 3; директора предприятий — более 30, а из 25 выпускников, призванных в армию — полковники и подполковники…. На этом же курсе учился будущий ректор академии, доктор технических наук, профессор, автор более 50 изобретений. Я всегда знал, что честность — не только нравственное понятие, она выгодна. У людей моего поколения сохранились в памяти странные общественно-политические события: политизация технологий.
 Н.С.Хрущев — Первый секретарь ЦК и председатель совета министров СССР — обладал неограниченной властью. Его несомненные заслуги в развенчании культа личности и освобождения из тюрем невинно осужденных создали ему ореол исключительности. Он первым в истории совершил визит Советского лидера в США. Его знакомство с фермерами южных штатов открыли достоинство кукурузы. В стране не хватало продовольствия, и его интерес был понятен.
 
Пленумы ЦК КПСС 1958 и позже 1962 годов обязали произвести массовую замену травопольной системы земледелия — пропашной. Так её можно условно назвать. В ней почти обязательно, кроме кукурузы. возделывались свекла и горох, «партийные культуры» по журналистской классификации того времени. Системы земледелия в каждой почвенно-климатической зоне свои и складывались веками. Открытие Н.Хрущевым кукурузы несколько удивительно. Ведь все южные республики и области страны занимаются ее возделыванием сотни лет. Окружение Н.Хрущева не смогло или не хотело показать ему, что для перевода кукурузы-южанки в центральные районы страны и даже северные необходимы новые сорта ее. Для этого нужна длительная селекционная работа на местах… Необходимо создать и запустить в производство десятки новых типоразмеров машин, химические средства удобрения и защиты растений, производственные помещения с механизацией в них и др. И, возможно, самое главное — «человеческий фактор». Человек вообще склонен к «инерции покоя», а сельский с его потомственным опытом — особенно. Однако Н.Хрущев не мог ждать, он обещал своим современникам застать коммунизм…. В первые годы наспех засеяли миллионы гектаров и вырастили….. конфуз. Мы, старшекурсники, поздней осенью, по грязи, кукурузу в учхозе убирали так. Проректор раздал мешки по одному на двоих. Продвигаясь парой между рядами, каждый со своей стороны обрывал неспелые, мокрые початки и швырял в мешок. Очистить поле от остатков растений можно было только рельсом, иных средств не было. Увы, кукурузе для созревания не хватило самарского лета.
 
Однако механизм был запущен, и, по нормам того времени, мудрые решения верхов должны иметь всенародную поддержку. В партийных предприятиях сельского хозяйства пошли разгромные собрания. С особой остротой разгрома — в научных и учебных заведениях, творцах травопольной системы. У нас, технарей, только статистов научно-партийного процесса, вызывало тревогу, что готовится разгром селекционной работы по травам. А что такое «до основания», мы изучали… Казалось понятным, с нашими только школьными знаниями, что уничтожение семян трав и работ с ними — вселенская беда. Каждое проявление жизни на земле уникально, и если уничтожается вид, это навсегда. Еще известен был пример подвига селекционеров ВИР (Всесоюзный институт растениеводства, Ленинград), когда в условиях блокады 28 селекционеров умерли от голода, но не тронули семена пшеницы, гречихи, фасоли и других культур.
 
В клубе института партийное собрание с заданной «повесткой дня»: осуждение системы и ученых-травопольщиков. Стол президиума на возвышении сцены. В середине анфилады ученых — ректор. Нам жаль его, ведь он тоже травопольщик, позже получил авторство на некоторые травы.
Очевидно, он решил сам вести собрание. Каково ему? Но вот рутинная часть прошла, и Николай Семенович встал, сверху вгляделся в замерший зал, словно видит его впервые, и голосом, интонацией, мимикой, не очень соответствующих трагизму момента, произносит: «А где тут наши подпольные травопольщики?» — и нарочито игриво за пояс подтягивает брюки. Те, кто мог понять, поняли — начинается интермедия проявления верноподданничества…. Посыпались правильные речи с покаяниями — все строго по нормам того времени.
 
Ректор института Николай Семенович Щибраев, с его авторитетом, дипломатической проницательностью, знанием жизни, умом и просто способностью сопереживать за человека и его дело сохранил ученых, никого не уволил. В том числе и тех, кто по оценке «верхов», были особо одиозны: руководителей отделов и кафедр. Тогда, чтобы защитить гонимых властью и конкурентами ученых, нужно было обладать не только независимым мышлением, но и большой смелостью.
Таким был наш Николай Семенович. Таким был мой РЕКТОР…
Он родился 4 августа 1901 году в селе Царевщина под Самарой, на берегу Волги. После окончания института был рекомендован в аспирантуру к академику П.Н.Константинову. После защиты диссертации (1937 год) — доцент и заведующий кафедрой растениеводства. В 1946 году — демобилизация из армии, до 1953 года — заведующий отделом сельского хозяйства Куйбышевского обкома. Тринадцать лет работы ректором Кубышевского сельскохозяйственного института оставили неизгладимый след. Николай Семенович посвятил жизнь обучению и воспитанию многих поколений специалистов сельского хозяйства. Сын своего века, он с достоинством прошел через все его испытания: нравственные, военные, научные, производственные, житейские. Это мы для него исчезли, а он будет с нами, пока жива память.
 

Иосиф Брумин, кандидат технических наук, доцент,  пос. Усть-Кинельский.

 

Печать